В понедельник в режиме строжайшей секретности я покинула Новобирюсинск, где пока еще сидит мой муж (колония-поселение УКП ИК-23 ОИУ-25 ГУФСИН по Красноярскому краю).

Пока администрация учреждения делала нам пакости, лишая свиданий и нарушая наши права, я собирала материал о коррупции в ГУФСИН по Красноярскому краю. Коррупционные схемы с лесозаготовками приносят в карманы ФСИНовцев сотни миллионов рублей, материалы об этом уже направлены в антикоррупционные ведомства и в федеральные СМИ (в ближайшее время будут опубликованы).

Летела домой через Москву. Несмотря на плотный график, Первый заместитель директора ФСИН России А.А. Рудый принял меня. Сообщила ему о фактах коррупции в его ведомстве и попросила обеспечить безопасность осужденных, сообщивших о коррупционных схемах. В том числе моему мужу. А.А. Рудый сказал, что все факты будут проверены, и если то, что я сказала, окажется правдой, сотрудникам «будет больно». И пообещал, что с мужем ничего не случится.

Возможно, распоряжение об обеспечении безопасности осужденного Киюцина не успело дойти до Красноярска. Потому что мужа собрались экстренно этапировать. Суд все-таки принял решение о возврате его на строгий режим (об этом судилище я напишу как-нибудь в другой раз). Решение о возврате было принято по пяти осужденным, но этапируют сегодня спецэтапом только моего мужа. При подготовке документов на этапирование оперативным сотрудником ОИУ-25 были произнесены слова «Мне по хрену, пускай его хоть убьют».

Сразу же начала звонить в Красноярский ГУФСИН. Сообщение о возможной угрозе жизни осужденного принял заместитель начальника управления безопасности Шахов, дежурный на телефоне доверия, дежурный оперотдела, помощник уполномоченного по правам человека при начальнике управления.

Как только начался рабочий день в Москве, позвонила в приемную Рудого, помощник доложила генералу о ситуации, потом перезвонила мне и сообщила, что он держит все на контроле и сделает все возможное, чтобы обеспечить безопасность мужа.

Мужу до конца срока осталось 1,5 месяца. В июне была медкомиссия, которая показала, что он здоров. Сразу же по возвращении будет проведено полное медицинское обследование. В транзитно-пересылочный пункт, где муж будет содержаться, будет ежедневно приходить адвокат для фиксации его состояния. Искренне надеюсь, что ГУФСИН по Красноярскому краю понимает все возможные последствия, если с осужденным Киюциным что-то случится.

Вероятно, провокации планировались и в отношении меня. Начальник ИК-23 Кузнецов для чего-то потребовал у мужа, чтобы я принесла ему (начальнику) свой паспорт. К счастью, в тот момент я была уже в Москве.

Вслед за моими публикациями мне начали приходить сообщения о коррупционных схемах и незаконных действиях в других учреждениях ГУФСИН по Красноярскому краю. Люди поняли, что есть кто-то, кто сможет донести их сообщения до лиц, принимающих решения. Призываю всех, у кого есть сведения о коррупции во ФСИН, написать мне об этом на почту o.kiyutsina@yandex.ru. Можно анонимно. Сообщения о нарушении законности тоже будут актуальны, но очень желательно, чтобы они были подкреплены какими-либо документами. Прежде всего нужна информация о ГУФСИН по Красноярскому краю, для нас этот регион сейчас приоритетен (другими регионами будем заниматься немного позже, если есть что сказать – пишите).

Произошло эпическое событие. Уже второй раз за месяц после моих публикаций в колонию-поселение УКП ИК-23 ОИУ-25 ГУФСИН по Красноярскому краю приехали сотрудники управления. Теперь это была помощник начальника ГУФСИН по соблюдению прав человека в УИС Г.И. Звольская. Видимо, резонанс от моих публикаций получился действительно большой.

Сначала я не поняла, зачем она приезжала. Уехала, а стало только хуже. Насколько я знаю, в должностные обязанности помощника начальника ГУФСИН по соблюдению прав человека входит не просто контроль за охраной прав осужденных, но и право требовать от начальников колоний устранить нарушение. Для этого такая должность и создавалась. А тут целый букет нарушений – одних осужденных незаконно лишают свидания, а других – вообще не выпускают на свободу. Четыре осужденных уже больше недели находятся в колонии после вступления в силу решения судя об УДО! И их не отпустили даже после приезда человека, обязанного обеспечить защиту их прав! Кстати говоря, со мной как с журналистом Звольская общаться отказалась. Поэтому задать вопрос о злосчастной судьбе этих теперь уже бывших (отпущенных по УДО) осужденных, которых незаконно удерживают за решеткой, мне не удалось.

А потом все стало на свои места. Никто не планировал никого защищать. Нужно было проверить наличие документов, которые покажут проверяющим. Указать нам на наше место. И избавиться от других родственников.

Мне несколько раз пытались продемонстрировать якобы выпущенный аж полгода назад приказ. О котором еще месяц назад никто даже не заикался. А ведь я спрашивала про планы по проведению ремонта и у руководства учреждения (зам по тылу Беляевой и ио начальника ОИУ-25 Гаевской), и у приезжавшей в конце июня комиссии. А тут как из шляпы фокусника, приказ материализовался.

Здесь такие чудеса с документами не новость. В свое время у мужа чудесным образом менялась дата характеристики, а в личном деле пропадали и появлялись документы. Об исчезающих жалобах осужденных и говорить нечего.

Когда я писала в ГУФСИН о необходимости проведения ремонта, ни в одном ответе мне не сообщали о сроках его проведения. Наоборот, в ответе от 2 февраля 2016 года и 3 марта 2016 года утверждалось, что в комнате длительных свиданий ремонт проведен (документы выкладывала в этом посте http://i-pso.ru/2016/07/27/blog270716/). В колонии-поселении приказ о проведении ремонтных работ не вывешивали. О ремонте заранее никого не предупреждали, хотя и я, и другие родственники, выражали намерение жить здесь долго. Объявление появилось на следующий день после того как нас выгнали. Стройматериалы не закупили, краску до сих пор так и не привезли. К тому же совершенно случайным образом ремонт был начат после выхода моих публикаций о ситуации с правами родственников осужденных в Красноярском крае. А дата окончания ремонта совершенно случайно совпадает с предполагаемой датой этапирования мужа в случае принятия судебного решения о его возврате на строгий режим.

Об утеплении помещения, где зимой температура опускается до 10 градусов и ниже, речь по-прежнему не идет. Зато на косметический ремонт помещения длительных свиданий, состоящей из двух жилых комнат, общей комнаты, кухни и туалета, заложили аж целых две недели. Хотя покраску стен и побелку потолков можно сделать и за пару дней. Причем изначально администрация предлагала мужу именно этот вариант (быстро все покрасить и запустить нас обратно). Но когда поняли, что этим нас не купишь, дали «заднюю».

А когда стало ясно, что и другие родственники молчать не будут, решили избавиться и от них. Пришли в помещение, где эти семьи жили (в комнатах ожидания), и объявили, что свидание прекращается, так как за пределами колонии-поселения проживать на свидании нельзя. Как минимум год до этого можно было, а тут вдруг сразу – собирайте вещи и убирайтесь. Хотя у обоих семей заявления на свидания уже подписаны – одна семья должна была жить еще сутки, другая – двое суток.

В другое помещение выселили и осужденных девушек (их здесь всего три). Они тоже с нами общались.

Вот и сбылась угроза помощника администрации, который предупреждал, что за дружбу с нами придется страдать. Теперь этому уборщику вообще мешать никто не будет – в его полном распоряжении помещение с пятью свободными комнатами, кухней и телевизором. Живи да радуйся. Оставили его здесь показательно. Мы говорили Звольской о том, что он вымогает у родственников осужденных продукты и деньги. Она лишь отмахнулась: «обращайтесь в УСБ». Какое отношение УСБ имеет к осужденному, мы так и не поняли.

А потом нас хотели отправить на краткосрочное свидание в ИК-23. В колонию строгого режима. Такое распоряжение дал зам по БиОР объединения Вольф. Пришлось снова идти к Звольской. Услышав такую новость, она сделала испуганные глаза и заверещала на руководителей ОИУ-25 (Вольфа и Радкина) «ни в коем случае, этого нельзя делать, у Киюцина другой режим». А я-то грешным делом уж подумала, что администрация решила миновать стадию судебного заседания и перевести мужа на строгий режим самостоятельно.

Заявили, что краткосрочное свидание все-таки будет в колонии-поселении. Можно понять мое нетерпение, не каждый день сталкиваешься с настоящим волшебством – увидеть ту самую «скрытую комнату». Которой вроде как нет, но по бумагам она есть. Комнату краткосрочных свиданий. Но чуда не случилось. Нас привели в библиотеку. Посадили с нами сотрудника. И не какого-то там инспектора, а целого оперативника. Включили видеорегистратор. Чтобы ни одно сказанное нами слово не осталось незамеченным и было отправлено на анализ в ГУФСИН.

Вот я и думаю, здесь точно колония-поселение? Ничего не перепутали? Согласно приказу Минюста РФ от 02 июня 2003 года № 130-ДСП «Об утверждении инструкции по проектированию исправительных и специализированных учреждений УИС МЮ РФ» в колонии-поселении должна быть территория для проживания осужденных семейных и их семей. На которой в свою очередь должны размещаться жилые дома квартирного типа и жилые дома индивидуальной застройки с приусадебными участками. Где?

И здесь не отпишешься, что для этого учреждения приказ 2003 года №130 не действует. Оно было построено после выхода приказа.

Для проведения длительных свиданий на территории этого учреждения имеется всего две (!) жилых комнаты. При среднесписочной численности осужденных в 113 человек. Каждый из которых имеет право на свидания с родственниками без ограничения их количества. Каким образом их планируется размещать? Особенно с учетом того, что из ГУФСИН пришло распоряжение запретить свидания в комнатах ожиданий и в так называемой гостинице-батальоне? И при том что ни одному осужденному не удавалось добиться от начальника колонии разрешения на проживание с семьей за пределами исправительного учреждения?

Или осужденному можно изменить режим только на том основании, что придумали назвать учреждение не «колония-поселение», а «участок колонии-поселения»?

Это «учреждение» УКП ИК-23 вообще не должно существовать. В нем нет не только нормальных условий для родственников, но и для осужденных тоже. Ни клуба, ни нормального магазина. Под магазин отдали комнату, которая не соответствует требованиями приказа №512, причем этот «магазин», как и на строгом режиме, работает в формате отоварки по карточкам в лучшем случае раз в неделю. Спортплощадки нет, есть лишь футбольное поле, да и оно за пределами учреждения. Правда, имеется установленный на улице спортинвентарь (штанга и другие железки), так муж установил их своими силами и его за свой счет, а разрешения для этого добивался больше года.

Про то, что согласно приказа №130-ДСП в колонии-поселении должно иметься кафе, куда можно было бы ходить на краткосрочные свидания, слыхом не слыхивали. Даже приезжавшее из управления начальство.

Над «поселушниками» осужденные строго режима смеются. У них и условия получше, да и свободы побольше. Половина из них – бесконвойники, т.е. могут перемещаться за пределами исправительного учреждения без сопровождения. А поселушники даже в магазин ходят с сотрудником. На строгом режиме можно не работать, а поселушников трудоустраивают в обязательном порядке. Вот и приходится им вкалывать по 12-14 часов в день без выходных за копейки. И отказаться нельзя, за отказ от работ сразу же признают злостным нарушителем, а значит, УДО не видать.

Умные люди даже заявление на перевод в колонию-поселение не пишут. Мы оказались неумные. Меня муж пожалел. Сказал, что лучше уж немного помучается в адских условиях колонии-поселения, лишь бы мне не приходилось таскать передачи, да иметь возможность свиданий без ограничения. Тем более что из ГУФСИН была установка – для того, чтобы получить рекомендацию к УДО, осужденный должен провести в колонии-поселении всего полгода. Муж в колонии-поселении уже больше двух лет. А рекомендацию на УДО так и не получил. Так же как и остальные – за это время среди осужденных УКП ИК-23 ни один к УДО рекомендован не был.

Во всех трех семьях, которые незаконно выселили со свидания (Киюцины, Кадочкины, Зиборовы), мужчины освобождаются по концу срока. Всем им осталось по 2-3 месяца. Поэтому нас и выгнали – напугать и заставить замолчать нас больше нечем. Ни лишением УДО, ни изменением режима содержания, ни «прессами». А сказать ожидаемой московской комиссии нам есть что.

Распоряжение о незаконных действиях в отношении родственников осужденных идет от высшего руководства ГУФСИН. За ту неделю, что я неоднократно звонила в разные службы ГУФСИН, начальнику обязаны были доложить о ситуации. Тем более что сообщение о подобных случаях входит в должностные обязанности помощника начальника ГУФСИН по правам человека.

Приказ по нам поставлен руководством ГУФСИН так, что его нельзя не выполнить даже под угрозой риска для своей карьеры. Помощник начальника ГУФСИН по соблюдению прав человека смотрелась очень бледно, когда отказалась ответить «да или нет» на поставленный вопрос о том, понимает ли она, что право осужденных на свидание нарушается. И даже после того как я сказала, что буду поднимать вопрос о соответствии ее занимаемой должности, дала распоряжение выгнать со свиданий и остальных родственников. То есть не просто нарушить права, а совершить незаконное действие.

Конечно, Звольская попыталась как-то закрыться. В журнале личного приема указала, что я вела себя некорректно. Некорректность, по ее мнению, заключалась в том, что я назвала ее слова чушью и сказала, что она зря прокатывает государственные деньги по командировкам. Была б я осужденным, за такие слова меня бы просто посадили на 5 суток в ШИЗО за невежливое обращение к сотруднику. Но раз уж я вольная, ограничились записью в журнале.

В Красноярском ГУФСИН относятся к родственникам осужденных почти так же как к самим осужденным. Отношение к нам чуть лучше только потому, что мы имеем возможность написать жалобу (осужденных этого законного права тюремщики уже лишили). Сотрудники ГФУСИН искренне не понимают, что на родственников приговор не распространяется, и они никак не должны быть ограничены в своих правах. И что мы с тюремщиками с точки зрения закона в абсолютно одинаковых условиях. Даже нет, родственники по закону в лучших условиях, потому что не ограничены в своих действиях должностными инструкциями и кодексом этики.

30.07.2016

Я все еще остаюсь в Новобирюсинске. Несколько дней назад за мою журналистскую деятельность меня фактически выгнали с длительного свидания, якобы для ремонта комнат свидания в колонии-поселении ИК-23 ГУФСИН по Красноярскому краю. Только ремонт никто делать так и не начал – кое-что демонтировали, чтобы помещение стало непригодным для жизни. И все. Даже краску не завезли. Но продолжают утверждать, что с нами этот экстренный «ремонт» никак не связан.

При этом в штабе ремонтные работы идут полным ходом. Делают хорошо, с размахом. Нового начальника объединения Рожнева не устроил сделанный год назад ремонт. Переделывают. Ну и пусть в стране кризис, для удовлетворения высоких стандартов нового начальства денег не жалко. Кабинет начальника объединения уже переделали. Сейчас ремонтируют кабинет заместителя начальника Гаевской. Только ей почему-то предоставили другое помещение, а не выгнали на улицу как меня. Насколько я помню, это называется двойные стандарты.

Администрация объединения со скорбным видом сообщает, что понимает незаконность отказа в свидании. Но сделать ничегошеньки не могут. Естественно, ведь по моему судебному иску придется платить не им лично. А чтобы загнобить Киюциных никаких государственных денег не жалко.

Краткосрочное свидание нам все-таки предоставили. На территории здания, именуемого «комнатами ожидания», которое расположено в километре от колонии-поселения. В этом же здании живут другие семьи, переселенные на время «ремонта». То есть на краткосрочное свидание нам за пределы учреждения можно, а на длительное – никак нельзя? Опять двойные стандарты?

Следить за нами приставлен помощник администрации, обслуживающий комнату ожидания. Тот самый, из-за которого все завертелось. Тот самый, который еще месяц назад заставил нас бегать туда-сюда с сумками, определяя, в каком помещении мы должны жить.

На этого бессовестного человека я написала несколько жалоб, а также сообщила о его незаконных действиях руководству объединения (зам.по БиОР Вольфу и зам.по воспитательной работе Гаевской). Эта сволочь вымогает у родственников осужденных продукты и деньги. За то, чтобы донести сумки, чтобы сводить в магазин, чтобы воспользоваться «его личной» посудой к комнате ожидания. Чтобы лояльно относился к проживающим на свидании. Лично видела, как одни родственники кормили его котлетами, а другие – курочкой. Одна жившая в комнатах ожидания семья подкармливать его не стала – так их (как и нас в свое время) быстро выпнули жить в запираемые помещения комнаты свиданий. В месте отбывания наказания этот осужденный появляется редко – в колонию не ходит ни отмечаться, ни кушать. Что скажешь, трудоголик, все время на рабочем месте. То телевизор посмотрит, то на диванчике полежит, то в каптерке поспит, то на кухню покушать сходит. Нет, иногда он даже убирается. Один раз чуть пол в соседнем коридоре до дыр не протер, пока я расспрашивала родственников осужденных об их бедах.

Таких сволочей администрация «красных» колоний любит. Они активно «стучат» на ближнего своего, к тому же с их помощью можно творить любые беззакония. Поэтому к ним особое отношение. Но чтоб борзеть до такой степени – я ни разу даже у завхозов подобного не видела. Наверное, «покровители» у него очень могущественные (Беляева и Колесников). Ради него даже не жалко закон нарушить. Например, закон об обращениях граждан. Ведь мне до сих пор не пришли ответы на письменные обращения от 22 июня в ОИУ-25 и от 23 июня в ГУФСИН по Красноярскому краю (номер обращения SITE-12505/2016, код проверки 6599070963).

Сегодня этот же осужденный наехал на находящуюся на длительном свидании семью, с которой мы дружим. Заявив «мы тут с ними боремся, а вы что, за них страдать будете?». А ведь еще днем заместитель начальника объединения В.А. Гаевская распиналась, что мы заблуждаемся, и никакой предвзятости лично к нам нет. А оказывается даже помощник администрации знает, что с нами борются. И активно в этой борьбе участвует.

И он такой не один. По отношению к мужу уже начались провокации и угрозы от других помощников администрации. И существует вероятность, что Красноярский ГУФСИН успеет его еще и по «прессам» прокатить, если будет этапирование.

5 августа у мужа назначен суд на возврат на строгий режим (конец срока — 3 октября). Злостным нарушителем он был признан незаконно, но это еще надо доказать в суде. А нужную для доказывания нашей правоты медицинскую документацию администрация нам попросту не предоставляет. Уже месяц нас кормят завтраками «никаких проблем нет, все предоставим». Неведомо куда потерялось уже четыре заявления мужа о предоставлении копии медицинской карты. В том числе лично отданное начальнику ОИУ-23 Рожневу в присутствии начальника УБ ГУФСИН по Красноярскому краю В.И Малышко.

Видимо, придется запрашивать эти документы уже в судебном заседании. Конечно, у суда с администрацией учреждения отношения хорошие, но вряд ли настолько, чтобы судья стал портить себе карьеру, приняв явно неправосудное решение, подлежащее отмене.

28.07.2016

Не только осужденные обязаны вести себя вежливо и корректно. Но и сотрудники — тоже. Отправла жалобу во ФСИН России и ГУФСИН по Красноярскому краю. Возможно, кому-то пригодится как шаблон.

Два года подряд я писала во ФСИН и в прокуратуру о нарушениях условий отбывания наказания в ОИУ-25 ГУФСИН по Красноярскому краю. И два года подряд приходили ответы в духе «все хорошо, прекрасная маркиза!». И вдруг оказывается, что не все в порядке.

Вчера мне незаконно отказали в длительном свидании с формулировкой «в связи с проведением ремонтных работ в КДС». И это при том, что в ответах мне неоднократно (в т.ч. всего 4 месяца назад) сообщалось, что все ремонтные работы проведены, и помещение для проведения свиданий полностью соответствует нормативам. Помощник начальника ГУФСИН по соблюдению прав человека в УИС Г.И. Звольская по телефону убеждала меня, что при посещении учреждения лично видела, что в комнатах свиданий прекрасные условия. А потом вдруг (!) выяснилось, что проблемы действительно есть.

Появилось подтверждение, что нынешний ремонт был затеян исключительно ради того, чтобы выжить меня. И решение это принято на уровне ГУФСИН по Красноярскому краю. Ни о какой работе по утеплению помещения (чего я добивалась последние полгода) речи не идет. В дежурной части висит объявление о прекращении свиданий всего лишь в связи с «косметическим ремонтом». У ГУФСИН даже хватило наглости вывесить на своем сайте информацию о закрытии в колонии-поселении ИК-23 комнат свидания. Хотя по телефону сотрудники управления отвечают, что понимают всю незаконность отказа в предоставлении свиданий.

А потом мне отказали еще и в краткосрочном свидании с формулировкой «отсутствует помещение для проведения краткосрочных свиданий». Хотя раньше я сообщала о наличии такой проблемы. А мне отвечали, что в колонии-поселении есть все, что предусмотрено законом.

Глава приехавшей после моих публикаций комиссии В.И Малышко искренне возмущался тем, что в учреждении есть какие-то проблемы с подписанием заявлений на свидания. Хотя я неоднократно обращалась с жалобами о том, что у осужденных заявления не принимаются, а если и принимаются, то выкидываются. Кстати сказать, на отданные в присутствии В.И Малышко заявления мужа (начальнику ОИУ-25 И.А. Рожневу и начальнику ИК-23 И.В. Кузнецову) не то что не поступили ответы, их даже не зарегистрировали.

За две недели до моего приезда в учреждении была комиссия из управления. И тоже все было прекрасно. Неоднократно приезжал по нашим жалобам прокурор по надзору. И ему не удалось выявить никаких проблем. Возможно потому, что здесь ведется активный «распил». В прямом смысле слова – осужденные пилят государственный лес. И очень сложно сказать, сколько от этого «распила» получает государство.

Глава МВД В. Колокольцев ввел принцип ответственности начальника за проступки подчиненных. Несколько образцово-показательных увольнений руководства за нарушения закона подчиненными – и ситуация в полиции постепенно начала налаживаться.

Первый заместитель ФСИН России (второе лицо в тюремном ведомстве) А.А. Рудый заявил мне «я своих сотрудников через колено ломать не буду». Сотрудники его отблагодарили за столь лояльное отношение. В своей безнаказанности они обнаглели настолько, что уже в глаза смеялись: «да жалуйтесь сколько хотите, мы все равно отпишемся». А потом и вовсе перестали отвечать на письменные запросы. Когда мы стали говорить, что выйдут публикации в СМИ, сотрудники смеялись еще больше: «Ну хоть прославимся». Принимавший по телефону доверия звонок о нарушении закона (в виде отказа в свидании) дежурный ГУФСИН хихикал и пытался что-то объяснять мне, начав с панибратского «девушка…», хотя я представилась по имени-отчеству.

Все два года так называемые «проверяющие» и «руководящие» сотрудники получали зарплаты, премии, командировочные. А зарплаты у руководящих сотрудников весьма немаленькие – от 80 тыс.руб. и выше. Страшно представить, сколько государство потеряло на их содержании. Наших с вами денег. Тюремное ведомство не просто разбазаривает бюджетные деньги, создавая видимость эффективной работы. Оно губит наших с вами сограждан, своей халатностью и незаконными действиями окончательно превращая их в преступников.

ФСИН России занимает в бюджете страны 6-ю строку по объему финансирования. В 2015 г. бюджет ведомства на 40% превысил бюджет Министерства здравоохранения. Тюремное ведомство, где содержится 650 тысяч человек, получает всего в полтора раза меньше денег, чем Министерство образования, которое обучает около 14 миллионов школьников.

И они еще смеют заявлять осужденным – вы совершили преступление, поэтому заслуживаете такого отношения. Это заявляют люди, которые нагло грабят государство, не выполняя той работы, которую государство им доверило и за которую хорошо платит.

Сама я продолжу жить в гостинице до тех пор, пока нарушения закона не будут устранены, и мне не предоставят длительное свидание. В конечном итоге все затраты на проживание все равно покроет ФСИН. Как только вернемся домой, начнем активно судиться. И совсем не в местном Тайшетском суде, находящемся слишком близко к «распилу», и принимающим подозрительно много неправосудных решений. За восемь лет нам наотвечали столько (и такого), что хватит еще на восемь лет судебных тяжб.

За 2014-2016 годы мне прислали 8 ответов о том, что в комнатах свиданий в колонии-поселении все прекрасно:
— 28.07.2015 начальник управления воспитательной, социальной и психологической работы ФСИН Росси А.А. Новиков (ответ во исполнении поручения руководства ФСИН о тщательной проверке учреждения ОИУ-25)
— 02.03.2016 заместитель начальника ГУФСИН по Красноярскому краю Родионов В.В.
— 07.02.2016 начальник ИК-23 ОИУ-25 ГУФСИН по Красноярскому краю Кузнецов И.В.
— 25.12.2014 заместитель начальника (сейчас начальник) ГУФСИН по Красноярскому краю Н.Л. Васильев
— 31.12.2014 начальник УБ ГУФСИН по Красноярскому краю В.И Малышко
— 17.03.2015 ВРИО заместителя начальника ГУФСИН по Красноярскому краю В.И Малышко
— 08.05.2015 заместитель начальника (сейчас начальник) ГУФСИН по Красноярскому краю Н.Л. Васильев
— 15.01.2015 Заместитель Нижнепойменского прокурора по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях В.В. Майоров.

Прошу считать это официальным обращением в контролирующие органы, проверить на соответствие занимаемой должности всех указанных в статье должностных лиц как не исполняющих свои прямые должностные обязанности. Прошу также повторно проверить все доводы, приведенные в моих обращениях во ФСИН России, ГУФСИН по Красноярскому краю и Прокуратуру по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях за 2014-2016 гг.

Выдержки из ответов:

Информация с сайта ГУФСИН по Красноярскому краю:

http://24.fsin.su/priem-grazhdan/3-4.php

Отказы в предоставлении свиданий:

26.07.2016

Тюремное ведомство продолжает попытки прекратить мою журналистскую деятельность. Поговаривают, что мы создали слишком большой резонанс статьями о реальных условиях в «образцово-показательном» Красноярском крае.

Если вчера были только попытки отобрать средства связи и ограничить выход за пределы комнат длительного свидания в колонии-поселении, то сегодня – со свидания просто выгнали.

Прямо с утра тюремное начальство заявило, что вечером я должна уехать. Потому что начинают ремонт в комнатах длительных свиданий. Предоставить другое помещение для свидания отказались. Причем только нам, соседей переселяют за пределы учреждения. А нас переселять не будут, так как муж «злостный» – месяц назад он был незаконно признан администрацией учреждения злостным нарушителем режима содержания. Непредставление свидания абсолютно незаконно – в УИК такие основания как «ремонт помещений» для отказа в свидании не предусмотрен. Это все равно что вам откажут в медицинском обслуживании только на том основании, что в соседней больнице идет ремонт.

Администрации учреждения нужно было во что бы то ни стало от меня избавиться – в августе здесь ждут комиссии из Генпрокуратуры и ФСИН России. Есть вероятность, что не последнюю роль в приезде этих комиссий сыграли мои публикации и мои обращения. И абсолютно точно, что приезд комиссий буду освещать, и в работе комиссий постараюсь поучаствовать. Поэтому меня надо было удалить отсюда.

Я уехала не домой, а в гостиницу. Очень хочется поучаствовать в работе комиссий. Когда уезжала, зам начальника колонии-поселения Машуков спросил у мужа: «И что, она будет одна в поселке жить? Не боишься?». Я не могу расценивать эти слова иначе как прямую угрозу. Тем более что сразу же следом за мной в гостиницу приехали оперативники из объединения. Поинтересовались, сколько людей здесь живет, сколько стоит проживание, и уехали. То есть ясно дали понять, что следят за мной. И в их благих намерениях я что-то очень сильно сомневаюсь.

Если честно, страшно. Тут тайга, человек запросто может пропасть. Несколько месяцев назад здесь до полусмерти избили прокурора. Иногда люди пропадают без вести. Особенно те, кто слишком сильно отстаивал свои права – освобождаются, а потом не доезжают до дома. Страшно и за себя, и за мужа.

Вы хоть представляете, что тут происходит с другими родственниками осужденных, не говоря уж об осужденных? Если даже мне с моей журналистской корочкой, неоднократно встречавшейся с руководством ФСИН, лично знакомой с членами Совета по правам человека при Президенте России, не удается избежать беззакония?

ФСИН – это не просто какая-то частная шаражка или мелкое государственное учреждение, чтобы нарушения закона в нем оставались незамеченными. Тюремное ведомство – это государственная структура, где наказание отбывают люди, нарушившие закон и направленные на исправление. Эта система так и называется – исправительная. Как вообще может выполнять функции исправления ведомство, грубо нарушающее закон и права человека?

25.07.2016

Уже более месяца я провожу журналистское расследование и собираю информацию о ситуации в тюремной системе в рамках работы площадки «Модернизация пенитенциарной системы» Общероссийского гражданского форума, результаты которой будут презентованы в ноябре 2016 г. Легенда – длительное свидание в колонии-поселении, место – п.Новобирюсинский ОИУ-25 ГУФСИН России по Красноярскому краю.

Для выполнения своей работы ежедневно выхожу за пределы исправительного учреждения. Зарисовки с натуры публикую в «блоге жены арестанта»: на сайте Института проблем современного общества, на Гулагу.нет и на Эхе Москвы. По комментариям и личным сообщениям изучаю общественное мнение и распространенность выявленных мной проблем для системы в целом.

Мои публикации не остались незамеченными тюремным ведомством. Разбираться с нарушениями в исправительном учреждении уже приезжала комиссия из ГУФСИН по Красноярскому краю. Часть проблем была устранена сразу, еще часть пообещали устранить в ближайшее время. Глава комиссии полковник В.И. Малышко также лично гарантировал, что работать мне мешать не будут. И не мешали, пока не столкнулась с заместителем начальника по БиОР ОИУ-25 Д.А. Вольфом.

Накануне вышла моя статья о том, как в ГУФСИН по Красноярскому краю унижают и оскорбляют родственников осужденных. Задала Д.А. Вольфу вопрос о том, почему в его учреждении грубо нарушаются права родственников, привела несколько примеров с фамилиями. Поинтересовалась, почему указанные ему еще в марте нарушения пришлось устранять в июне с привлечением комиссии из Красноярска.

Вместо ответа Д.А. Вольф потребовал от меня документ, дающий мне право выступать в защиту других людей. Получив документ о том, что я являюсь представителем СМИ, Д.А. Вольф тут же попытался ограничить мою журналистскую деятельность. Запретил выходить за пределы комнаты длительных свиданий и предпринял незаконную попытку изъять средства связи, которые хранятся и используются мной исключительно за пределами исправительного учреждения. То есть не просто лишить меня моего рабочего инструмента (ноутбука), но и фактически получить к нему доступ. А затем лично сходил и запретил проживающим в поселке гражданским лицам брать мой ноутбук на хранение, угрожая, что создаст им проблемы.

При этом закон дает осужденным колонии-поселения право проживать вместе с семьей, другие родственники находятся на свидании за пределами исправительного учреждения. Незаконно удержать в запираемом помещении пытаются только меня, ограничивая в возможности сбора информации и доведения ее до сведения общественности, что явно связано с моей журналистской деятельностью. Причем существует большая вероятность, что случившееся – не просто прихоть конкретного сотрудника, а системный подход тюремного ведомства к прессе в целом.

И это при том, что вопрос о недопустимости ограничения журналистской деятельности систематически поднимается на самом высшем уровне, в том числе на уровне гаранта Конституции Президента РФ.

Прошу считать это официальным обращением в контролирующие органы, проверить на соответствие занимаемой должности и привлечь к ответственности допустившего нарушения закона о СМИ должностное лицо заместителя начальника по БиОР ОИУ-25 ГУФСИН России по Красноярскому краю Д.А. Вольфа и прекратить препятствовать деятельности журналиста.

Вот уже почти месяц я нахожусь на свидании у мужа в колонии-поселении Новобирюсинска (ОИУ-25 ГУФСИН по Красноярскому краю). Мужа на день отправляют на работу. Обосновывают тем, то в колонии-поселении работать обязательно. Мы спорить не стали. Так даже лучше. У меня появилось больше времени на свою работу. Ведь должен же кто-то зарабатывать деньги, пока муж «работает» в колонии за 1,5 тысячи рублей в месяц. Работаю в комнате ожидания свиданий. Хорошо, что современные технологи позволяют многое делать, имея при себе ноутбук и интернет-модем.

Кстати говоря, правозащита для меня – это хобби, финансируемое мной же за счет моей основной профессии – исследовательской деятельности в сфере строительства (пояснение для тех, кто думает, что всё и всех можно купить за иностранные деньги).

После комиссии, приехавшей вслед за моими публикациями в СМИ, нас обходят стороной. Но только нас. На остальных женщин смотреть больно.

На свидания приезжают в основном женщины. Чаще жены, раже – мамы. Тащат на себе баулы. Обычно с едой, но иногда приходится везти еще и посуду с постельным бельем. Не потому что «со своего есть приятнее» (как выразилась одна из сотрудниц колонии, чтобы обосновать отсутствие посуды), а потому что выделенного тюремным начальством или нет, или катастрофически мало, или оно в ужасном состоянии.

Тащат на себе килограмм по 40-50. Чтобы хватило и на свидание, и на передачу. Ведь после свидания их любимый мужчина сможет вынести с собой целых 20 килограмм домашней еды (конечно, если положена передача).

Ждать самого свидания приходится по 4-6 часов. Сотрудникам ведь торопиться некуда. Для них женщины арестантов и их дети – недолюди, их не жалко, они могут и подождать. Пару дней назад девушку с грудным ребенком, приехавшую из Амурской области, запустили на свидание в ИК-23 в час дня. При том, что поезд пришел в полшестого утра. Девушке пришлось грудью кормить ребенка прямо в комнате ожидания.

Здесь не имеет никакого значения, сколько стоит твое время. Это там, за забором, государство пытается экономить время граждан, организовывая онлайн запись или оказывая услуги в электронной форме. А здесь всем плевать, сколько времени ты просидишь на диванчике. Скажи спасибо, что это мягкий диванчик, а не жесткая деревянная скамья.

Во время ожидания кто-то разговаривает, кто-то спит сидя, кто-то разворачивает конфеты. У тюремного ведомства есть куча технических средств для того, чтобы предотвратить пронос в колонию запрещенных предметов. Но зачем их использовать? Гораздо проще заставить родственников снять со всего обертки. А потом еще потыкать в продукты ножом, вскрыть все консервы и все тетрапаки, поломать часть сигарет, пересыпать всё сыпучее (так бережно упакованное производителем для обеспечения сохранности) в прозрачные тонкие пакетики, при этом рассыпав половину.

А потом – личный досмотр. Его «тщательность» зависит от бессовестности администрации учреждения. Забывающей, что досмотр и обыск – это совсем разные вещи. И что досмотр предполагает только прощупывание одежды (как в аэропорту). Но никак не раздевание до гола. Говорят, в некоторых колониях даже стоят гинекологические кресла для прибывающих на свидание женщин. Не знаю, не видела. Но с женщиной, которую заставили раздеться до гола, встречалась. Ей даже в трусы залезли. В прямом смысле слова. Оторвали ежедневную прокладку, чтобы проверить, не спрятано ли под ней что-нибудь запрещенное. Эта замечательная колония называется – ИК-6 Красноярского края. Кстати сказать, во ФСИН России это учреждение считается образцово-показательным.

Сотрудники говорят – тщательный досмотр делается для предотвращения проноса в колонию запрещенных предметов. Да ничего подобного. Ведь после выхода со свидания каждого осужденного тщательным образом обыскивают. Именно обыскивают, а не досматривают. А в колониях все равно появляются запрещенные предметы. Чаще всего пронесенные за взятку сотрудниками.

Но это еще полбеды. Ведь на свидание просто могут не пустить. Просто потому что администрации так захотелось.

Для гражданских жен свидание – это всегда лотерея. По закону им дается свидание только с разрешения начальника учреждения. И не то, чтобы женщины не хотят выходить за зэков замуж. Зачастую в колонии это сделать непросто, да и правовые последствия останавливают. У многих осужденных есть иски, в любой момент к его законной жене могут прийти судебные приставы, чтобы отобрать ее имущество в уплату его долга. Да и других причин чтобы не регистрировать брак бывает предостаточно.

Но и законным женам не проще. Например, несколько дней назад в ИК-24 на положенное свидание не пустили законную жену, приехавшую на поощрительное свидание. Зашла свиданщица и как отрезала: «Свидание вам положено. Зайдете завтра, сегодня у нас санобработка». Я так понимаю, в переводе на русский «санобработка» означает «уборка». Причем на многочисленных стендах в комнате ожидания самая главная информация – о графике работы комнат свидания и графике санитарной обработки попросту отсутствует. А на телефонные звонки свиданщицы не отвечают – предупредить о приезде невозможно.

Возникло такое чувство, что сотрудникам было просто лень открывать комнату свиданий для одной семьи. Я предложила девушке свою помощь. Сама набрала номер телефона уполномоченного по правам человека в ГУФСИН по Красноярскому краю Звольской, обрисовала ситуацию, а потом передала трубку девушке. Уже по ее виду я поняла, что «уполномоченный по правам человека» защищать ее права не собирается. А отстаивает права «настоящих людей» — администрации ИК-24. Объясняя, почему законной жене, имеющей законное право на свидание с мужем, в этом праве может быть отказано по основаниям, законом никак не предусмотренным. Правда, кое-какие телодвижения сотрудники администрации предприняли. Например, старший инспектор ОИУ-25 (куда входит ИК-24) по безопасности Колесников при мне сказал девушке, что теоретически можно завести их на свидание вечером (и правда, вряд ли кто-то делал санобработку в ночное время).

Но потом про прибывшую на свидание жену осужденного просто забыли. А она побоялась напомнить о себе. Я ее понимаю. Ей было страшно за мужа. Она предпочла провести сутки на диванчике и сократить свидание с трех суток до двух, лишь бы не навредить мужу.

Я и сама была в подобной ситуации лет шесть назад. Прилетела на свидание, а меня не пускают. Якобы у них идет проверка здания комнаты свиданий сторонней организацией на предмет возможности обрушения. Что, серьезно? Эту проверку нужно было проводить именно с пятницы по воскресенье? То есть допустить некую стороннюю организацию на режимный объект в выходные? И отказ в свидании никак не связан с тем, что на протяжении года я активно писала жалобы на администрацию учреждения, которая отказывалась предоставить осужденным возможность звонить домой? И конечно же никто не хотел нам указать на наше место?

Только свидания я все равно добилась. Потому что никаких законных оснований для отказа в его проведении не было. И руководство колонии понимало – если бы мне пришлось вернуться домой ни с чем, я бы в судебном порядке взыскала с них компенсацию за авиабилеты и моральный вред. Правда, сразу же после свидания мужа на 5 суток посадили в ШИЗО. А через несколько лет отказали в УДО. Из-за взысканий, которые на него наложили за то, что мы отстаивали свое право на общение.

На самом свидании сотрудники тоже могут вести себя по-хамски. Например, требовать не запирать двери и приходить в комнаты свиданий с проверкой каждые два часа, светя спящим родственникам в глаза фонариком. Это замечательное место называется п.Курдояки. Там расположена КП-48 ГУФСИН по Красноярскому краю.

А еще могут пытать холодом. Например, в п.Бельняки, где расположена КП-51 ГУФСИН по Красноярскому краю. У которой основным направлением деятельности является медицинское обеспечение осужденных. Знакомая после проведенного там свидания до сих пор не может вылечить бронхит. Говорит, в комнатах свиданий изо рта шел пар.

То же в колонии-поселении Новобирюсинска – когда я приехала на прошлое свидание, в комнатах было плюс 10. Жилую комнату мы прогрели обогревателем, а вот на кухне и в туалетах так и осталось плюс 14. И то только потому что на улице потеплело до минус 15. А когда на улице холодает до минус 30-40, в унитазах вода просто замерзает. Соседи обогреватель себе выбить не сумели, и не сильно успешно пытались согреваться под одеялом. Начальство обещало, что летом помещение комнаты свиданий утеплят и поменяют систему отопления. Уже конец июля, никто ничего делать даже не начинал. Требовать ремонта будет некому: я больше не приеду – у мужа кончается срок. Значит, и следующей зимой родственники будут замерзать.

Большинство из нас безропотно терпит унижения, хамство, грубость. Ведь у них в заложниках наши мужчины. Мы терпим. Мы знаем, что нужны нашим мужчинам. Что они без нас пропадут. Что им больше неоткуда ждать помощи. Мы не плачем – мы не можем позволить себе такую роскошь как слабость. Мы много работаем. Очень много. Муж-заключенный – это очень дорогое удовольствие.

Некоторые говорят: «да наверняка муж оставил тебе наворованное, вот теперь и содержи его». Что, серьезно? То, что осталось от мужа (а чаще всего это вполне легальные деньги), уходит на него же в первые год-два. Эта система – фабрика по высасыванию денег. К тебе, растерянной и испуганной выстраивается целая куча кровососов. Тех, кто обещает за взятку вытащить его из тюрьмы. Тех, кто за адвокатский гонорар гарантирует квалифицированную юридическую помощь, а потом бросает трубку, когда это помощь оказалась совсем не квалифицированной. Тех, кто обещает, что его не тронут в тюрьме, если ты раскошелишься. В тюремной системе даже термин такой есть «коммерческая разработка». Это когда подследственного садят в пресс-хату и просят добровольно переписать имущество или перевести деньги на указанный счет. И наглядно показывают, что бывает с теми, кто не выполняет указаний. Естественно, никакого отношения тюремное начальство к пресс-хатам не имеет. Просто несколько зэков-отморозков совершенно случайно оказалось в одной камере и туда же так же совершенно случайно попадает твой муж. И свой мобильный телефон сотрудник мужу дает исключительно из жалости. И не слышит, как муж диктует тебе адрес для перевода денег и сумму перевода.

Откуда я это знаю? Мой муж прошел через пресса в СИЗО в Ачинске. Тогда я отдала все, что у нас было. Все заработанные нами деньги. И еще взяла у его родителей.

Как и я, большинство жен никаких незаконно добытых денег в глаза не видела. Потому что их просто не было. То, что у нас в тюрьмах повально сидят предприниматели – это миф. Больше половины сидит за насильственные преступления. Это эхо девяностых, когда любой конфликт решался с применением силы. Тех, кто прочно связан с криминальным миром и заработал на этом, в тюрьмах немного. Когда кончается заработанное мужем, в тюрьму начинает уходить то, что заработала ты.

После оглашения приговора расходы немного снижаются. Ты платишь за то, что положено (передачи, переводы, поездки на свидания), а еще – тюремным вымогателям за дополнительные услуги. Большинство из которых и так положено. За внеочередные свидания и дополнительные передачи – чтобы твой мужчина получал их не раз в 4 месяца как это положено, а немного чаще. За поощрения и перевод на облегченные условия. За другие бытовые блага. Например, за возможность ежедневно пользоваться душем и ходить в спортзал без придирок администрации. И за все это опять отдаешь деньги осужденным – у администрации руки остаются чистыми.

Вы же понимаете, что, женщина, прошедшая через унижения, поборы, отдавшая кучу денег, сил, времени, а главное несколько лет своей молодости, никогда не позволит своему мужчине попасть в криминальную среду. Костьми ляжет, но не пустит в плохую компанию. И ее мужчина, видя жертвы любимой женщины, десять раз подумает, прежде чем ввязаться во что-нибудь противозаконное. А ФСИН не понимает. Или делает вид, что не понимает. Иначе зачем тюремное ведомство делает все, чтобы в определенный момент любящие женщины останавливались с криком: «Прости любимый, я больше так не могу! Это слишком тяжело!».

А годы жизни тех, кто не сломался, ФСИН описывает словами «отношения с родственниками поддерживает посредством свиданий, телефонных переговоров и перепиской. Не исключена возможность рецидива». Именно так написано в характеристике моего мужа. В которой ФСИН потребовала добавить мужу 2 года надзора в придачу к 8,5 годам отсиженного срока.

По легенде, некий правитель позволил вынести из осажденного города женщинам все, что они смогут унести в руках. Женщины вынесли на плечах своих мужей. Женам арестантов такой милости не положено.

Вместо заключения. Говорят, что где-то есть места, где к женам арестантов относятся по-человечески. Не знаю. Я пишу про то, что видела собственными глазами или слышала из первых уст. Про Красноярский край. Здесь все делается для того, чтобы разрушить семьи. И не дать появиться новым. Потому что человек, у которого не осталось семьи, с большей вероятностью снова вернется в тюрьму. А чем больше в тюрьме зэков – тем больше финансирование, больше почти бесплатной рабочей силы, выше значимость работающих здесь сотрудников, значительнее нелегальные финансовые потоки.

Самое страшное, что в головном управлении ФСИН в Москве тюремное ведомство Красноярского края считается образцово-показательным. И его «передовой» опыт внедряют в других регионах.